Детсад украинскому не научит: Как с помощью игр вдохновить детей не чураться языка (ИНТЕРВЬЮ)

Летом 2021 года киевлянин Андрей Ковалев вместе с женой Ириной решил изменить языковую ситуацию в детском саду своего сына Матвея. Пару не устраивало, что их украиноязычный ребенок в дошкольном учебном заведении оказался в русскоязычной среде. "Начиная с первого дня в садике, мы наблюдаем за установлением неофициальной социальной нормы: украинский становится языком обучения и тем языком, на котором обращается воспитатель к детям, русский – языком неформального общения детей между собой и обращений к воспитателям", – объяснял Ковалев в сообщении на своей "Фейсбук"-странице.

Андрей и Ирина не стали ждать, пока ситуация исправится сама, и основали инициативу "Семейная практика украинского языка", когда раз в неделю, а для кое-кого теперь и чаще, дети и родители и дома, и в детском саду общаются на украинском. Пару недель назад Андрей подвел промежуточные итоги. И они оказались вдохновляющими. Например, половина семей из группы Матвея стали использовать украинский в бытовом общении. Кроме того, в двух районах столицы недавно стартовали практические разговорные клубы для родителей, которые и хотели бы начать говорить по-украински, но, по разным причинам, не решаются.

Андрей Ковалев, его жена Ирина и сын Матвей

Depo.Киев поговорил с Андреем Ковалевым, как появилась идея изменений, что уже было сделано, какова вообще ситуация с украинским языком в столичных - и, разумеется, не только детсадах - и как можно ее изменить.

- Как родилась идея вашего проекта, что стало отправной точкой для него?

– Я сам перешел на украинский довольно давно, в 2005-м, но отправной точкой, конечно же, стало рождение Матвея. У меня сразу было очень четкое понимание, что украинский будет его основным языком, а вторым будет английский.

В садик мы пошли в три года. Но еще раньше, когда стали ходить на детские площадки, я слышал, что с детьми на украинском говорят 15-20% мам и пап, иногда, может, 30%. Уже тогда я увидел, что это плохая ситуация, потому что Матвей будет расти в основном в русскоязычной среде. Это мне не нравится, потому что воспроизводится ситуация, которая была в Украине все предыдущие годы, когда ребенок с украинским языком никогда не чувствовал себя либо на равных, либо в большинстве. Говоря "на равных", я имею в виду ситуацию, когда есть достаточно большая социальная группа, к которой чувствуешь принадлежность.

В садике я заметил то же самое, что и на площадках: большинство детей разговаривает на русском. Более того, сначала Матвей вообще был единственным украиноязычным ребенком из десяти в группе. Потом их стало двое. Но это, можно сказать, повезло. И я снова увидел, что в садике нужная среда не формируется.

- Как русскоязычность среды влияет на украиноязычного ребенка? Вы увидели перемены?

– Я увидел, что с некоторыми детьми они вообще не могут построить развернутый диалог, говорят отрывками фраз. Или, например, когда Матвей говорит какое-нибудь украинское слово типа "стеля", или "підлога", или "давайте падати на килим" – слово "килим", то русскоязычные дети его просто не понимают. Как следствие, у них нет игрового момента, когда кто-то что-то сказал спонтанно – ребенок должен играть, а он стоит и думает: "А что такое "килим", что происходит?"

Или, например, мы подходим к лифту, там другой отец с ребенком, и Матвей спрашивает: "Хлопчик, тобі на який поверх?" Тот смущается и молчит, и тогда уж отцу приходится помогать и переводить: "Мальчик спрашивает, на какой тебе этаж". Но коммуникации у ребят, обмена репликами так и не произошло.

Разноязычные дети мало играют в языковые игры – когда берут какую-нибудь фразу, слово, перекручивают их и создауют что-то новое. И это тоже понятно. Например, "добрий ранок, мій сніданок" – эту рифму, которую придумал Матвей, можно придумать только тогда, когда ты понимаешь, что эти слова означают. А если другие дети знают "завтрак", у них нет общей лексики, где они могут начать вместе играть с языком.

Я пока не вижу большого дискомфорта от этого у Матвея, но понимаю: это потому, что ему всего четыре года. В этом возрасте говорить о каком-либо социальном давлении или буллинге рано. Но я знаю немало примеров, когда такой буллинг начинается в семь, восемь, девять лет и дальше, когда дети становятся подростками. Отличие выходит боком очень сильно.

У нас часто говорят, что у ребенка должна быть языковая стойкость, украиноязычный ребенок не должен переходить на русский со сверстниками. Но мы говорим как бы о каком-то абстрактном ребенке, а реальный может быть или действительно психологически очень сильным и никогда не переходить, или может таковым не быть. Мы не можем заранее от всех украиноязычных детей требовать и ожидать, что они будут суперустойчивыми, это неправильно.

Я хочу, чтобы у моего ребенка и других украиноязычных детей была комфортная среда, где они могут расти. Ключевое слово – "комфортная". Борьба у нас была, например в тех же 1960-х или 1980-х, когда за украинский на улицах обзывали "селюками". Но сейчас 2022-й, а мы снова в этой ситуации борьбы.

- И вы решили это изменить?

– Мы с женой решили не пускать ситуацию самотеком. У многих украиноязычных родителей есть такая очень неправильная позиция: они понимают, что для них, их детей ситуация складывается не очень хорошо, но считают, что такой статус-кво, так исторически сложилось, и потому "а что я могу сделать, как это можно изменить?". И ничего не меняется.

Мы начали говорить об этом с воспитателями. Конечно же, первым ответом было то, что я слышу по всем садикам, где мы начали проект: "Как это нет украинской среды, если мы весь учебный процесс проводим на украинском?" К этому претензий нет, но проблема в том, что дети социализируются и учатся взаимодействовать не со взрослыми, а друг с другом. С детьми, которые в этой детской коммуникации остаются русскоговорящими, потому что дома почти 100% времени слышат русский. Это первое. И второе – десятки лет нам насаждали мнение, что это культурно – переходить с украинского на русский, когда к тебе на нем обращаются. Но это работает только в одну сторону, когда к тебе обращаются на русском. А вот наоборот, в сторону украинского, оно практически не работало до последнего времени. Сейчас начинает немного меняться, я даже знаю некоторых людей, которые говорят: "Извините, а можно я буду по-русски?" Это хороший знак, потому что они начинают понимать, что здесь может быть что-то некомфортное.

"Добрий ранок, мій сніданок" – рифма, которую придумал четырехлетний Матвей в процессе речевой игры

Многие люди не задумываются, что для украиноязычного ребенка может быть дискомфортно, когда с ним говорят по-русски. И о том, что так же культурно переходить и на украинский, детям никто не рассказывает. Если бы об этом говорили, они, возможно, как-то это чувствовали бы лучше.

- Что именно вы делали, как прививали идею расширения украиноязычности?

– Мы попросили воспитателей регулярно говорить об этом с другими родителями, мотивировать их говорить на украинском с детьми. Главный момент – это мотивация. Важно, чтобы эти разговоры были индивидуальными. Не собирать всех вместе для объявления, не писать в Вайбер-чате. Представьте, что вы – отец и вам прилетает в чат, мол, "говорите больше, 50% времени, на украинском языке", – это смахивает на какой-то формализм. А живая индивидуальная коммуникация очень хорошо работает.

Также мы начали давать родителям рекомендации через воспитателей. Искали в интернете – находили разные Ютюб-каналы, языковые игры, распечатывали их, раздавали родителям, помогали начать. Например: "Які слова ти знаєш на літеру "А"?". Может, первое слово ребенок скажет "арбуз", и тогда ты должен спросить: "А как это будет на украинском?". Простые такие игры или рифмованные штуки типа "До речі, а де мої речі?" – такие инструменты мы давали. И еще мы сказали, если кто-то хочет начать говорить, но не знает, с кем, есть наша семья, можно гулять вместе, и у нас будет микросреда, где можно говорить по-украински.

- Как русскоязычные семьи восприняли подобные просьбы?

– В большинстве они воспринимали совершенно нормально. Ни негатива, ни агрессии не было. Было немного непонимания из-за этого огромного стереотипа, что дома мы говорим по-русски, а в садике вы ребенка научите. Не научат.

Ребенок не станет генерировать спонтанные высказывания, у него будет какой-то пассивный словарный запас украинского языка. И еще заучит много стишков – они заучиваются хорошо. Но понимает ли ребенок, о чем идет речь, – большой вопрос. Я не уверен, что они понимают все слова, которые говорят.

Сначала родители удивляются, почему так. Объясняешь: потому что дома ребенок 100% времени русскоязычен. Они говорят: "Так мы же ставим мультики на украинском". Но мультики – это примерно как тот фон, когда говорит воспитательница. Можно на китайском ставить, и каких-то слов ребенок, может, нахватается. Но так языки не изучаются. Они изучаются в эмоциональной живой коммуникации.

Детей в группе много, в коммунальных садиках это может быть 20 детей, в частных – 10-12, что тоже не так уж мало. И когда им что-то говорят, то почти для всех воспитанников это звучание украинского немного "на фоне", потому что воспитатель обращается ко всей группе и не может каждому ребенку повторять одну фразу. А каждый ребенок – уникальный, для кого-то нужно сказать громче, для кого-то – с более мягкой интонацией. И потому мы снова возвращаемся к семье, где есть это персональное и эмоциональное взаимодействие между взрослыми и ребенком.

Речь формируется довольно быстро, в первые годы жизни, до школы. В шесть-семь лет у ребенка уже сформирована нормальная речь: да, ребенок не говорит научными терминами, но он говорит сформированными, связными предложениями. И потому эти три, четыре, пять лет в садике очень важны.

- Вы начали это летом. Как ситуация изменилась с тех пор?

– На сегодняшний день откликнулась половина семей, которые почти все начали с одного дня в неделю, а потом двигались дальше. Сейчас некоторые из них внедрили практику "один человек – один язык", когда кто-то из родителей постоянно говорит по-украински, а другой – по-русски. Таким образом у ребенка может сформироваться сбалансированный билингвизм. Сейчас у этих детей он очень дисбалансирован в сторону русского языка.

- У себя на странице вы писали, что Департамент образования КГГА поддержал масштабирование вашего проекта...

– Да. Я рассказал об одном нашем садике, а таких садиков в Киеве тысяча государственных, муниципальных и еще где-то, может, 500 частных. Это большое количество, и ситуация повсюду одинаковая. Когда мы начали работать с другими садиками (вместе с командой волонтеров было посещено 12 садиков на Подоле и Троещине, – ред. ), не было ни одного воспитателя или директора, который сказал бы, что проблемы нет. И тогда я начал думать, что один садик – это прекрасно, но мой Матвей будет расти в этом 3,5-миллионном Киеве, где очень много детей, и они во всех садиках говорят преимущественно на русском. А комфортная среда для него должна быть во всем городе и, вообще-то, во всей Украине. И я понял, что это нужно масштабировать.

Делать это можно двумя способами: снизу и сверху. Снизу – разговаривать с такими же родителями, со знакомыми, популяризировать наш проект. Мы стали делать клуб украиноязычных родителей, там у нас где-то 50-60 человек, и он растет – это те, кто хочет создавать эту среду и начинает это делать. А можно действовать и сверху, через Департамент образования города Киев и Министерство образования…

- Вы к ним обратились, и они даже откликнулись?

– Я написал письмо, что есть такой языковой проект, я его назвал "Семейная практика украинского языка". В конце концов они собрали совещание с районными управлениями образования, там я наш проект представил, рассказал о первых успехах, подготовил социолингвистические факты – например, есть данные, что для того чтобы ребенок более или менее разговаривал на языке, с ним нужно говорить на этом языке минимум 35% времени.

Или другое исследование, которое проводилось в Ирландии, где проблема с языком еще больше, чем в Украине, и большинство детей разговаривают на английском. Там измерения показали, что дети, говорящие на ирландском и не знающие английского, в среде ирландскоязычных детей говорят за определенный промежуток времени примерно 60 слов. А когда оказываются в среде, где 50% или больше детей говорят по-английски, то за тот же промежуток времени говорят 20 слов или меньше. Меньше разговаривают, говорят менее экспрессивно, у них становится меньше языковых игр, они закрываются. Это очень показательно. Мы это видим по нашим русифицированным городам, когда украиноязычный ребенок может быть более закрытым, потому что чувствует себя в меньшинстве.

Многие родители поднимают вопросы языка в детсадах один раз, а потом сдаются. Здаваться, убежден Андрей Ковалев, нельзя.

- Но русскоговорящие тоже запираются, когда оказываются в той же ситуации? Ты описывал такие примеры.

– Да. Сейчас украинского становится больше, и уже бывает так, что они тоже начинают оказываться в таких ситуациях. Раньше такого просто не было. И это, кстати, тоже вопрос к русскоязычным родителям: они не говорят с детьми о том, что это абсолютно нормально и классно, когда ты перейдешь на украинский с украиноязычными детьми. А если бы с детьми об этом говорили, здесь бы и социального конфликта не было.

- Что еще дал Департамент образования?

– У них есть бюрократическая вертикаль, которая здесь неплохо сработала. У департамента есть контакты всех садиков – вернее, у каждого районного управления есть своя сеть. И если нужно провести опрос, ты просто делаешь гугл-форму, рассылаешь районам, а те рассылают своим садикам, в которых есть свои Вайбер-группы. А в садике учатся, например, 200 детей – это 200 семей. И ты буквально через неделю можешь охватить, условно говоря, эти 200 тыс. семей.

На опрос Департамента по нашей проблеме ответили 20 тыс. респондентов, это очень много. И репрезентативно, потому что это анонимный опрос, людям нет смысла врать. Результаты очень интересны и, мне кажется, немного даже шокирующие, неожиданные для меня. Например, выяснилось, что дома говорят по-украински 37% родителей.

Это очень много, это каждый третий ребенок, даже больше. Но мы их не видим. Потому что вне семьи дети оказываются в русскоязычной среде, и она подталкивает переходить на доминантный язык.

- Еще было письмо в Академию педагогических наук, да?

– Я им тоже написал письмо, в котором попросил подтвердить то, что украиноязычные дети могут чувствовать себя в меньшинстве и от этого быть более зажатыми, соответственно, застенчивыми и менее лидерскими. И есть ли у них какие-либо советы по этому поводу, что с этим делать. Они мне ответили, что сам тезис, что украиноязычные дети в русскоязычной среде могут чувствовать себя более скованно и неуверенно, не нуждается в доказательстве и самоочевиден.

Это прикольно, что они признают проблему. Но у меня риторический вопрос, почему все эти годы мы занимаемся только констатацией факта. А дальше они пишут, что необходимо провести детальные исследования, какие практики, инструменты могут быть применены, чтобы изменять отношение детей к украинскому языку, делать его активным, и оно должно касаться взрослых, которые важны в жизни ребенка, то есть семьи. В сущности, мой проект это и делает.

- Вернемся к нему. Разговорные клубы: где и как они проходят и сколько времени вы уже работаете?

– Когда мы начали говорить с родителями, то часто слышали: "Я не хочу коверкать украинский язык", "у меня суржик – я стесняюсь" и третье – "у меня нет языковой практики". Это все немного отмазка, потому что разговор с ребенком – там же не нужно речь готовить или цитировать Аристотеля, это достаточно простые диалоги. Но действительно, у людей много внутренних барьеров, им сложно просто начать говорить: слова звучат как-то не так, тот же суржик... И мы поняли, что нужны разговорные клубы, где эти люди могли бы прийти и попрактиковаться (добавим, также в рамках проекта в "Фейсбуке" создано Сообщество украинского языка для родителей и детей с простыми советами и лайфхаками, призванное помочь заговорить на украинском, – ред.). Это ни в коем случае не языковые курсы, не обучение, а исключительно место, где можно просто поговорить.

Клубов пока что два – Троещина и Подол, они только начались – с января 2022 года. Они проводятся в библиохабах – это реконструированные библиотеки, их в Киеве всего шесть штук. Клубы должен кто-то вести, поэтому пришлось искать волонтеров, модераторов. Сейчас это уже определенная команда – пять-шесть человек.

- Сколько человек в клубе обычно? Туда приходят по одному или оба родителя?

– Были те, кто приходил всей семьей: папа, мама, первый сын, второй сын – четыре человека. Но чаще это мама с ребёнком. Сначала это были три семьи, затем четыре. Нельзя сказать, что это много, но это только начало и уже есть довольно положительный отклик: люди приходят и реально рассказывают о том, о чем я упоминал, – барьер, что они стеснялись суржика. Такой даже психотерапевтический элемент оказался.

Одна мама пришла и говорит: "Моей дочке пять лет, ей скоро нужно идти в школу. Я начала ей читать книги, она тоже немного умеет читать. И когда я стала ее готовить, то вижу по глазам, что она некоторых слов просто не понимает". Потом она спросила, может ли дочь пересказать то, что ей прочли. И девочка может пересказать, но, во-первых, достаточно мало, а во-вторых, все – на русском языке. Поэтому ее мама пришла к нам, потому что поняла, что на слух ребенок воспринимает язык, но почти ничего не может сказать. И это важный момент: 60-70% детей, которые идут в первый класс, не могут развернуто ответить на вопрос или сформулировать мнение на украинском.

- Здесь мы подходим к крайне важному вопросу: как создать украиноязычную среду, когда российский продукт лезет изо всех щелей? Возможна ли жизнь без Маши, медведя и смешариков?

– Такая жизнь возможна. Есть сайт "Манифест", на котором сейчас уже собрано 115 украиноязычных каналов для детей. Мультиков уже переведено тоже очень много, особенно если подключать второй - английский язык. Продукта из России, конечно, всегда будет много и всегда будет больше, чем украинского. По очевидным причинам. Но это не должно быть причиной сесть и все, что на нас льется, с открытым ртом потреблять. Мы можем поискать – даже те же "Фиксики" переведены на украинский язык, даже на Ютюбе. Надо искать, находить и смотреть, и тогда сервис будет подбрасывать больше украиноязычного.

- Какие дальнейшие планы на проект?

– Планы наполеоновские. Я показал, что классные изменения могут быть очень быстрыми. Почему-то мы думаем, что нам нужно жить десятки лет, типа как Моисей водил евреев по пустыне 40 лет, и тогда у нас что-то начнет меняться. Нашим проектом мы доказываем, что даже через пять месяцев половина семей в группе может начать использовать украинский. И хочу, чтобы это происходило быстрее, тем более что сейчас есть определенный тренд на украинский.

Когда я написал пост с результатами, ко мне обратились уже десяток родителей из других садиков и школ, которые хотят делать такое у себя. То есть инициатива стала подхватываться и распространяться. Поэтому я буду мотивировать инициаторов перемен, послов проекта, которые будут делать это в своих садиках, а мы будем им помогать, рассказывать о своем опыте. Мы готовы проводить презентацию проекта для всех заинтересованных родителей и садиков. Я бы хотел, чтобы за 2022 год 500 садиков Киева начали внедрять эти изменения. И если это произойдет, то может быть так, что эти 37-40% детей, которые дома говорят на украинском, начнут на нем разговаривать и на улице.

Главное фото: depositphotos